«Милостивый государь
Михаил Максимович.
Из последней вашей ко мне записки я увидел, что вы не получили моего ответа на первую, – ответа, который я вручил вашему же посланному. Это обстоятельство вдвойне для меня неприятно и прискорбно: и вы, и его превосходительство Леонтий Васильевич можете подумать, что я обманываю и как будто хочу притаиться несуществующим в этом мире, потому что и не являюсь, и не даю от себя никакого отзыва. Если бы я и действительно предвидел себе в этом приглашении беду – и тогда такая манера избегать ее была бы слишком детскою и смешною. Ваша первая записка сначала, точно, привела меня в большое смущение и даже напугала, тем более что нервы у меня все это время так раздражены, что и менее важные обстоятельства действуют на меня тяжело и болезненно; но потом я скоро успокоился, тем более, что был уверен в доставлении вам моего ответа. В нем писал я к вам, что по болезни не выхожу из дому. Я и теперь еще не оправился, и доктор запрещает мне выходить до тех пор, пока не просохнет земля и не установится теплая погода. Теперь же для меня, как для всех чахоточных, самое опасное время: чуть простудиться слегка, и опять появятся ранки на легких, как это уже не раз со мною было. Конечно, я не лежу в постели, и только без опасности для моего здоровья не могу выйти из дому, но в крайности выйти могу. Только в таком случае, я очень боюсь, что Его превосходительство вместо того, чтобы из разговора со мной узнать, что я за человек, узнает только, как я кашляю до рвоты и до истерических слез. И ваше последнее письмо застало меня в акте рвоты, так что я уж и не знаю, как я смог расписаться в книге о получении. Со спины моей не сходят мушки да горчишники, и я с трудом хожу по комнатам. Смею надеяться, что такие причины могут мне дать право, не боясь навлечь на себя дурного мнения со стороны Его превосходительства, отсрочить мое с ним свидание еще на некоторое время, пока не установится весна и я не почувствую себя хоть немного крепче. Будьте добры, милостивый государь, как вы прежде бывали ко мне добры, потрудитесь уведомить меня, могу ли я поступить так. Меня пользует главный доктор Петропавловской больницы, г[осподин] Тильман: он может подтвердить справедливость моих слов о состоянии моего здоровья.
В надежде вашего отзыва, имею честь остаться вашим,
Милостивый государь,
Покорным слугой.
В. Белинский.
27 марта, 1848 г.»