Версия для печати«Его Императорскому Величеству
Высочайше учрежденной секретной следственной комиссии над злоумышленниками
Всеподданнейший доклад
Секретная следственная комиссия, учрежденная в С[анк]т-Петербургской крепости, по Высочайшему Вашего Императорского Величества повелению, объявленном г[осподином] военным министром 23 апреля сего года, окончив возложенное на нее поручение, всеподданнейше повергает на высочайшее благоусмотрение Вашего Величества записку из всего произведенного ею следствия над злоумышленниками и самое дело, заключающее в себе подлинные обвинительные акты, показания обвиняемых, подробные выписки из производства о каждом из них в особенности, равно другие следующие к делу бумаги и журналы Комиссии.
Изложив подробно в подносимой у сего записке начало и ход этого дела, Комиссия считает долгом представить здесь кратко существенные его виды.
Исследованию Комиссии предлежали пять главных предметов:
1) Преступные намерения служащего в Министерстве иностранных дел титулярного советника Буташевича-Петрашевского и лиц, как бывавших у него в назначенные им приемные дни, так и тех, которые действовали отдельно от него с преступной же целью;
2) Подозрение о существовании Русского тайного общества, возбужденное найденным у помощника Спешнева составленным им обязательством на вступление в оное;
3) Возникшее подозрение по показанию Спешнева о преступных замыслах отставного подпоручика Черносвитова в Сибири;
4) Покушение поручика Л[ейб]-гв[ардии] Московского полка Момбелли образовать тайное общества под названием товарищества или братства взаимной помощи и
5) Выводимое из речей мещанина Шапошникова намерение приступить к бунту.
Все сии предметы обследованы Комиссией в подробности.
По исследованию открыто:
1) Преступные намерения Буташевича-Петрашевского вполне доказаны. Дело обнаруживает, что Буташевич-Петрашевский, еще с юношества заразившись либеральными понятиями, которые, по окончании в 1841 году Университетского курса, в нем еще более укоренились, от усвоенных им социальных и коммунистских идей, под личиной общественных улучшений, путем мира и закона – возымел замысел на ниспровержение нашего государственного устройства. Для этой цели он употреблял различные средства: пытался поселять зловредные начала социальных систем в молодое поколение посредством учителей; сам развращал юные умы социальными книгами и беседами и, наконец, с 1845 года начал действовать уже в духе пропаганды и собирать у себя в известные дни знакомых ему учителей, литераторов, студентов, кончивших или оканчивавших курс – и вообще всех лиц из разных сословий. На сходках сих происходили либеральные разговоры, читались лекции и речи в духе социализма и коммунизма; нападали на религию в верование во все святое, осуждали наше государственное управление, представляли действия административные в искаженном виде, порицали правительственные лица и даже священную особу Вашего Императорского Величества. Петрашевский постоянно возбуждал и направлял эти суждения. Он доводил посетителей своих до того, что они, если и не все делались социалистами, то уже получали на многое новые взгляды и убеждения и оставляли собрания его более или менее потрясенными в прежних своих верованиях и наклонными к преступному направлению.
Впрочем, собрания Петрашевского не представляли собой организованного тайного общества; он и без этого достигал своей цели вернее и безнаказаннее, чем достигал бы оной посредством тайного общества, – средства более опасного, которое легче могло бы пробудить совесть завлеченного и скорее повести к открытию злоумышления, тогда как тут и раскаявшийся и не разделявший мнений Петрашевского, оставляя его собрания, не считал противным своей совести не доносить о них, как о собраниях обыкновенных.
Не довольствуясь этим, Буташевич-Петрашевский устремил преступные свои помыслы к скорейшему достижению переворота – уже не путем мира, а действиями насильственными, для чего пытался уже образовать тайные общества отдельно от своих собраний, и в этих видах, из числа лиц, посещавших его собрания, оказавших более прочих склонность к свободомыслию, сводил помещика Спешнева с отставным подпоручиком Черносвитовым и имел с ними преступные разговоры о возможности восстания в Сибири; а вслед за тем сводил Спешнева же с поручиком Л[ейб]-гв[ардии] Московского полка Момбелли и участвовал с ними в совещаниях об учреждении тайного общества под названием товарищества или братства взаимной помощи.
При следствии, Петрашевский не только не скрывал желания полного и совершенного преобразования быта общественного в России, но, явно сознавая себя фурьеристом и социалистом, объявил, что он желал стать во главе разумного движения в народе русском.
В постепенном развитии исследования о собраниях у Петрашевского Комиссия раскрыла еще, что у двух из его посетителей: служащего в Азиатском департаменте Министерства иностранных дел титулярного советника Кашкина и отставного коллежского асессора Дурова – были в известные дни собрания в том же социальном и либеральном духе.
Собрания у Кашкина начались с ноября месяца прошлого 1848 года и состояли из кружка, не столь многочисленного, но более единомышленного, чем круг Петрашевского. [...]
[...] Последователи Фурье (в том числе и Консидеран), выбрав учение его не целью, а средством, развивали идеи его с большей подробностью и уже с явно враждебными видами – достигнуть переворота насильственными мерами.
Начало и предмет собраний.
Эта самая система Фурье и была, как выше изложено, предметом толков на тех сходках или собраниях, на которых хозяева и посетители, завлекая друг друга все более и более – одни сознательно, а другие бессознательно – увлеклись до такой степени, что начали применять систему Фурье к России, стали разбирать все вопросы русского общежития, охуждая все уставы и меры своего правительства, и желать усовершенствования не постепенного, как предполагал Фурье, а по возможности быстро.
Побудительными причинами к сему были: недозрелая, заносчивая ученость, праздность, неудовлетворенное самолюбие или честолюбие, неудовлетворенные житейские нужды, желание создать себе значительность, хвастовство либеральными мнениями и притязание на глубокомыслие и на дарование.»
